На высочайших вершинах Советского Союза - Страница 33


К оглавлению

33

14 августа. Печальный день. Джамбаю с утра хуже. Пульс едва прощупывается. Кофеин совершенно не помогает. Доктор находит воспаление легких, захватившее целиком оба легких. Делает ему укол. Но помочь невозможно. В 11 часов Джамбай Ирале умер.

Все были подавлены. Киргизы подняли плач и стенания. Успокоившись немного, начали обряд. Затем зашили тело в белый кусок материи. Сперва было хотели сразу же зарыть, но затем решение изменили, вспомнив, что у Джамбая есть мать в Алтын-мазаре. Решили увезти труп туда. Это решение, видимо, не окончательно, так как зависит от прихода каравана. Караван же ожидать раньше чем через два дня не приходится. Долежит ли Джамбай до тех пор? Мы предложили положить его пока для сохранности в лед. Отказались, упрямо твердили, что «он ото льда умер».

Вечером устроили поминки, и всю ночь в палатке покойника горела свеча. Ночь прошла тихо-мирно.

15 августа. Погода установилась исключительная: ни облачка на ясном небе.

Событие! Явился топограф Иван Георгиевич со «свитой». Первым вестником, конечно, был Белов. Глядя на него трудно понять, человек сие или верблюд — нагружен потрясающе. Сейчас же пошли расспросы насчет высот. Оказались некоторые изменения. Пик Коммунизма оказался на 300 метров ниже предполагаемой высоты. Несколько ниже оказался и пик Орджоникидзе. На старой высоте остались пик Калинина, а пик Дарваз — даже выше на 200 метров.

Иван Георгиевич в этом районе работу закончил. Конечно, без конца охает насчет трудностей и непроходимости, в том числе и до перевала по Бивачному (слабо верится!). Тут же не преминул попросить оператора заснять себя: «Знаете, — говорит, — за работой, — вот планшетка, дальномер и меня, конечно»…

16 августа. Решено сегодня подняться по склонам пика Орджоникидзе. Инициаторов было немного, но пошли почти все. Остались лишь Аркадий Георгиевич по болезненному состоянию, топограф да носильщики.

Я несколько отстал, провозившись с фляжкой и рисовальными принадлежностями. Догоняю группу уже на осыпи. Оператор идет последним и упорно выворачивает камни. Даю несколько советов хождения по осыпи. Он искренне удивлен и обрадован.

— Вы всегда так медленно ходите?

— Да, в горах всегда.

— Это очень хорошо, а то я уже сейчас выдохся.

На этом наша тирада прерывается. На ходу говорить неудобно, к тому же я медленно, но все же обгоняю его. Добираюсь до Шиянова. Маслов забрел вправо, идет по неудобной мелкой осыпи и проклинает ее (что совершенно справедливо), но с нее на скалы все же не сходит.

Втроем идем до поворота в левый кулуар. Доктор отстает от нас при возгласе Юры: «О, да тут здорово!». Действительно впереди небольшая стенка, которую доктор еще не увидал. Однако возглас Шиянова произвел должное впечатление, и он решил отстать от нас и присоединиться к группе Даниила Ивановича, который шел моим первым путем. Как мы узнали после, доктору и там не повезло. Штурмовики страшно долго сидели на стенке, но в конце концов все же одолели ее. Доктор тоже долго сидел, но, не дождавшись разрешения проблемы, присоединился к третьей группе и уже с ними совершил восхождение.

Я продолжаю путь с Юрой. Со стенки пришлось сбросить пару здоровых и явно неустойчивых камней, после чего довольно легко выбрались наверх. Шиянчик лезет, хотя местами не совсем уверенно, но бодро и с улыбкой на лице.

В преддверии вершины нужно было преодолеть еще один каминчик. Порода в нем оказалась необычайно сыпучая. Крикнув Шиянчику: «Подожди я залезу, тогда ты», я пролез еще несколько скалок и вскоре был на вершине жандарма. Юры нет. Кричу ему — не отзывается. Спускаюсь ниже, опять кричу — ответа нет. Что-то неладно.

Спускаюсь до каминчика, заглядываю вниз — никого. Что за чудеса? Вверх пойти незамеченным почти невозможно. А если бы сорвался — был бы виден внизу. Опять поднимаюсь вверх. У, черт! Карабкается у вершины.

Даниила Ивановича еще нет. Он появляется значительно позже, отчаянно поругивая проклятую стенку. Подтягиваются и остальные, за исключением кинооператора. Позже внизу узнали: у него порвался ремешок от аппарата, пленка срывалась и катилась вниз. Обдумав создавшееся положение, он решил, что ждать подкрепления от нас сверху безнадежно, что осыпь крута и во избежание аварии нужно отступить. Мы же очень жалели об отсутствии оператора: панорама чудесная, пик Коммунизма грандиозен, даже гребень (путь нашего восхождения) виден неплохо. Здесь же был продуман и принят план будущей съемки восхождения.

Щелкают лейки и аппараты. Я тоже не теряя времени рисую пик. Все уже ушли вниз, когда я закончил и начал спук. Спустившись до стенки, обнаружил отсутствие альбома. Он каким-то образом вылетел из кармана. Пришлось опять подняться вверх. Долго шарил кругом. Наконец нашел и засунул уже за рубашку.

Спускаюсь быстро. Спрыгиваю со стенок, камни веером разлетаются из-под ног. Соскальзываю по осыпи зигзагообразно, чтобы сзади камнем не шлепнуло. Вот и лагерь. С громадным аппетитом уничтожаю оставленный обед. Все очень довольны. Вечером проявляем и печатаем в палатке кинооператора.

17 августа. Опять чудесное утро.

День отдыха. Основное занятие — чистка винтовки. Оказалась не так заржавлена, как я думал.

Много рисую. Набросал сераки. Вечером опять печатаем.

18 августа. Аркадию Георгиевичу пришла гениальная мысль построить стадион, и уртаки с готовностью и рвением принялись расчищать площадку.

К вечеру стадион готов. Открытие. Грандиозный праздник на высоте 4600 метров. Сперва с носильщиками проводится занятие «Вступление в акробатику». Исполнение потрясающее. Приходится и мне принять участие в качестве страховщика. Ребята увлечены. Страдают и ноги и шеи. Абдурахман даже язык прикусил и долго плевался кровью.

33