На высочайших вершинах Советского Союза - Страница 4

Стоя на вершине, Евгений Абалаков смотрел на величавую вершину пика Коммунизма и живо представлял, как 14 лет назад он стоял на этой высшей точке Советской страны и переживал радость победы. Это было последнее восхождение прославленного покорителя вершин. 22 марта 1948 года в Московском Доме ученых Евгений Абалаков делал доклад о восхождениях Памирской экспедиции, а в ночь с 23 на 24 марта 1948 года Евгения Абалакова не стало. Страна потеряла своего лучшего горовосходителя. Но он навсегда остался в сердце и в памяти не только тех, кто его знал, но и всех тех, кому дороги судьбы отечественных высокогорных открытий, навсегда остался в истории советского и мирового альпинизма.

В непосредственном соседстве с пиком Коммунизма, на который первым из людей вступил Евгений Абалаков, и вблизи от пика ХХХ-летия Советского государства, восхождение на который было последним в жизни Абалакова, стоит прекрасная вершина высотой в 6650 м, замыкающая ледник Гандо. Эта вершина получила название пика Евгения Абалакова. В имени этой вершины будет вечно жить имя замечательного горовосходителя и гороисследователя — Евгения Абалакова.

И лучшей памятью об Евгении Абалакове будет, если новая смена, молодые горовосходители будут так любить горы, как их любил Евгений Абалаков, будут с такой же волей и уменьем добиваться победы и побеждать, как побеждал Евгений Абалаков.

Евгений Абалаков любил горы какой-то светлой, глубокой любовью. Обладая точным и живописным стилем, он писал о горах с поэтическим вдохновением: «То сверкающая, радостная, зовущая, то грозная и гневная, вызывающая на единоборство, то таинственная, неуловимой завесой скрывающая себя и лишь на мгновение открывающаяся чудесными фантастическими видениями особого мира, суровая, прекрасная, вечно зовущая стихия горных вершин».

Будучи талантливым скульптором, он должен был хорошо ощущать камень — материал, из которого делал статуи. Но это знание было не тем, которое сопровождало ею в горах. Там он знал камень кончиками пальцев, там он угадывал внутренним чутьем скрытые трещины, изгибы скал, находил незаметные полочки, на которых не умещалась нога, прижавшись к уступу, как бы втираясь в него, он поднимался все выше и выше, к удивлению и восхищению следивших за этим неповторимым мастерством товарищей.

Знаменитые Красноярские Столбы были для него школой тонкого искусства скалолазанья. Там сложились его первые навыки, там приобрел он первую закалку высоты и ориентировки, там укрепились его мускулы. Все это пригодилось впоследствии. Из этих юношеских восхождений выросли знаменитые штурмы неприступных высот, выросло такое совершенное мастерство, которое поставило Евгения Абалакова в первый ряд мировых альпинистов.

Свыше 50 вершин видели его на своих скалах и снегах. И если к первой из вершин — к мрачной и грозной Дых-тау он подымался в веселом азарте юности, то на одну из последних — пик Патхор он шел медленной уверенной походкой мастера, перед глазами которого открылись как будто зовущие его дали Каракорума, Гиндукуша, Гималаев.

Абалаков был честным, необычайно талантливым, смелым человеком, с мужественным и спокойным характером. Исключительные выдержка и мужество не покидали его в самые тяжелые минуты штурмов. В него верили и шли за ним как на фронте, так и на штурм вершин. Он всегда был сердцем экспедиций. Человек крепчайшего здоровья, он перенес столько испытаний на величайших высотах, что, казалось, уже ничто не может на него воздействовать. Все бури были бессильны перед этим покорителем горной стихии.

В хаосе горных провалов он всегда умел находить самый правильный путь. Только он мог так безошибочно проложить путь по километровым отвесам над бездной. И он вёл верно, потому что знал, куда ведет. Риск есть всегда, но это не бессмысленный риск! Это здравый смысл, умный и тонкий расчет, умноженный на железную волю, Эту волю к победе ничем нельзя ни остановить, ни сломить. Эта воля к победе передавалась и товарищам, совершавшим с ним восхождения, и они достигали вершин!

Он никогда не был одинок. В самых отчаянных испытаниях, пробираясь ночью ощупью по отвесной стене над километровым обрывом на пике Коммунизма или выбираясь из бездонной трещины вместе с телом Алеши Гермогенова на Эльбрусе, обороняясь на большой высоте от горных бурь и снежных смерчей Памира или пробивая выход из снежной пещеры, наглухо замурованной снежными глыбами на Хан-Тенгри, он не чувствовал себя одиноким.

Он никогда не мог быть в положении известного западного альпиниста Фишера, который, проведя ночь на высоте приблизительно 4500 метров на Эльбрусе, признавался, что «ему еще никогда в жизни не приходилось испытывать чувства такого абсолютного одиночества».

Евгений Абалаков был всегда душой коллектива. Его талантливость, необычайная разносторонность знаний, душевная мягкость в сочетании с величайшей скромностью и чуткостью, с готовностью в любую минуту оказать каждому помощь, часто рискуя своей жизнью, влекли к нему людей. Он обладал каким-то даром покорять не только вершины, но и сердца всех, с кем он встречался на своем жизненном пути.

Абалаков был талантливым скульптором и акварелистом. Живописью он увлекался с юности, и его первые походы по Алтаю и Саянам отмечены целой серией характерных зарисовок. С особым настроением сделаны зарисовки Красноярских Столбов, которым суждено было быть первой школой будущего горовосходителя. Эти зарисовки Столбов встречаются и в студенческих тетрадях, среди записей лекций и в альбомах последних лет. Это дорогое ему воспоминание он бережно пронес через всю свою жизнь.